Михаил Гиголашвили

Биография Михаила Гиголашвили

Родился в 1954 году в Тбилиси.
Окончил филфак Тбилисского Университета.
Преподавал в вузах Тбилиси.
Кандидат филологии, автор монографии «Рассказчики Достоевского» (1991) и ряда статей по теме «Иностранцы в русской литературе».
С 1991 года живет в ФРГ, преподает русский язык в университете земли Саар.
Широко печатается в российской и зарубежной периодике.
Автор романов «Иудея» (1978), «Толмач» (2003), сборника прозы «Тайнопись» (2007), "Чёртово колесо" (2009), «Захват Московии» (2012),  «Тайный год» (2017)
С конца 1980-х гг. создает коллажи, объемные картины, объекты и скульптуры. Несколько персональных выставок в Германии.
Член германского «Общества Достоевского» и «Дома Художников»/Саарланд.

Auszeichnungen und Preise:
Награды и премии:
Gewinner des Big Book Award 2010 (für den Roman „Teufelsrad“ )
Лауреат премии «Большая книга-2010» (за роман «Чёртово колесо»)
Finalist des NOS-2013-Preises (für den Roman „Die Eroberung von Moskovia“)
Финалист премии «НОС-2013» (за роман «Захват Московии»)
Träger des „Russischen Preises“, 1 Grad - 2016 (für den Roman „Geheimes Jahr“)     
Лауреат премии «Русская премия-2016 (за роман «Тайный год»
Finalist des Russian Booker Award – 2017 (für den Roman „Geheimes Jahr“)     
Финалист премии «Букер-2017» (за роман «Тайный год»)
Finalist des „Nazbest“ / „Nationaler Bestseller“ - 2021 (für den Roman „Koka“)
Финалист премии «НАЦБЕСТ-2021» (за роман «Кока»)
Finalist des Big Book Award 2021 (für den Roman „Koka“) 
Финалист премии «Большая книга-2021 (за роман «Кока»).

Из интервью Михаила Гиголашвили еженедельнику «2000» от 06.11.2009

— Знаю, что вы потомственный филолог-русист.
— Я родился в Тбилиси, в старой городской семье. Прадед был архитектором, дед — известнейшим хирургом, одним из основателей грузинской хирургической школы. Отец, профессор-филолог, всю жизнь преподавал русскую литературу в университете, был любимым лектором, среди его учеников — поколения грузинских русистов. Мама — доктор русской филологии, Светлана Кошут (из рода национального героя Венгрии Лайоша Кошута, который умер в 1894 году в изгнании, в Италии, его братья бежали в разные страны, а один из них — Эдуард, прадед моей мамы, — попал на Кавказ). Мой дед, Станислав Кошут, в молодости был машинистом, а потом, окончив институт, стал специалистом по паровым котлам на чайных, шоколадных и других фабриках. Со стороны мамы есть еще польская, чешская и немецкая кровь, со стороны отца — итальянская. Такой вот я «многокровный» уродился. В семье мамы (как и во многих интеллигентных тбилисских семьях) говорили по-русски. И у нас дома тоже. Я окончил русскую школу, русский филфак ТГУ и аспирантуру, защитился по Достоевскому, преподавал в университете.
— О, так вы в Тбилиси прошли серьезную филологическую подготовку.
— Традиции русского языка в Грузии укоренились еще с царских времен: практически все образованные и интеллигентные слои тбилисского общества владели обоими языками, нередко одинаково хорошо, и порой говорили по-русски лучше и чище, чем некоторые из наезжавших в Тбилиси советских «образованцев» и чиновников. У нас была одна из самых сильных мировых школ русистики, а русские ученые, поэты, писатели были частыми гостями в Тбилиси.
Вторым моим языком был грузинский — язык изумительной красоты, гибкости, фонетической силы, экспрессии и энергии. Стихи и песни на этом языке звучат чарующе и завораживающе, о чем не раз говорили люди, которые лексически не понимали его и воспринимали поэтические произведения только фонетически, как музыку. Я рос под благодатной сенью двух культур: грузинской (скорее, городской, тбилисской) и русской, причем русская литература была, без преувеличения, самым почитаемым предметом в нашем доме: ею занимались все — как профессионально, так и по велению сердца. Термин «городская тбилисская культура» я применяю потому, что старый Тбилиси имел свою ауру, свою особую субкультуру, которая вырабатывалась веками и была основана на толерантности и взаимоуважении всех многочисленных наций, проживавших в этом — не менее вечном, чем Рим, — городе. «Тбилисец» — очень конкретное понятие, вмещающее в себя много разных составляющих. Среди них в числе первых — гостеприимство, веро- и просто терпимость, душевность, хлебосольность, бесконечный юмор, оценка человека по его сути, а не по рангу, стремление понять душу другого, деликатность, приоритет поэзии и слова над другими проявлениями жизни, уважение к искусству, высокая интеллигентность.
— Да, но сейчас вы почти 20 лет живете в немецкой языковой среде. Немецкий когда начали учить?
— С детства. В Тбилиси была развита система частных немецких садов: немки (из кавказских немцев) собирали и вели группы детей, не разрешая ни слова говорить на других языках и устраивая все на немецкий лад — от манеры общаться до празднования Рождества или Пасхи. Я посещал такой детсад. К тому же у нас дома собрана огромная библиотека, где, помимо русской классики, есть практически вся западная литература в переводах. Таким образом, контакты с европейской культурой происходили с самых ранних лет. Немецкая поговорка гласит: нельзя плясать на двух свадьбах одновременно. Плясать, может, и нельзя, но жить под защитой не только двух, но и трех культур вполне возможно. Это помогает: зная и понимая мотивы и мысли людей разных (порой прямо противоположных) менталитетов, можно сравнивать, наблюдать, делать выводы, искать ответы у разных авторитетов духа, а не быть зашоренно впряженным в какую-нибудь одну колымагу.
— Как на ваше творчество повлиял Федор Михайлович? В рулетку, кстати, играете?
— Не играю, но сладкая надежда один раз сыграть и (по формуле «фраерам везет») выиграть миллион всегда теплится и лелеется в моем сердце.
Достоевским я занимался очень плотно на протяжении 10 лет — тогда почти ничего, кроме его текстов и специальной литературы, не читал. Моим руководителем был замечательный человек и авторитетнейший ученый — академик Георгий Фридлендер; я часто ездил в Ленинград, имел честь быть знакомым со многими выдающимися специалистами, которые, взяв на себя титанический труд, готовили к изданию 30-томник писателя. В результате была написана диссертация—монография «Рассказчики Достоевского», приобретен разнообразный опыт. Общение с текстами гения (особенно с его записными книжками и подготовительными материалами) — всегда труд и польза. Наверное, Достоевский научил меня искать истину в диалогах; не брезговать действительностью, а учиться у нее; придавать важнейшее значение фигуре рассказчика и методу повествования; заботиться о том, чтобы твой текст было интересно читать, т. е. привил уважение к читателю (о чем забывают многие нынешние авторы). Ну и, конечно, научил вниманию к каждому существу на земле, осознанию этого существа как единственной в своем роде отдельной Вселенной. Научил следить, как в душе и поступках человека Бог борется с дьяволом — повсеместно и ежечасно в каждом из нас (в той или иной степени).
— Каковы ваши литературные приоритеты? Кого из писателей любите, кто повлиял на вас? Какие литературные методы и направления вам близки?
— По всем записным книжкам Достоевского рассыпаны такие NB, обращенные к самому себе: «писать коротко, по-пушкински», «писать кратко, как Пушкин», «по-пушкински, коротко». Этим он как бы одергивал собственную многословность, стремясь приблизиться к своему идеалу — пушкинской прозе.
Этот завет гения я тоже принял близко к сердцу. С детства терпеть не могу (даже визуально) безабзацных, тягомотных, безжизненных и малокровных описательных текстов-головоломок, всей это игры в литературный бисер. На мой взгляд, головоломки должны быть в характерах, сюжете, поступках героев, а не в филологических нагромождениях, лексических бирюльках, в жеманных оборочках бесконечных метафор, плетении словес, в растянутых на целую страницу описаний тапочек или дверей. Я вырос на русской классике, где «проза требует мыслей и мыслей» (по выражению Пушкина). Мне нравится вариться в бульоне идей, столкновений, сократического диалога, сопереживать героям, думать о них, страдать с ними — а тапочкам и дверям я сопереживать не могу. Да, Чехов мог написать рассказ о чернильнице, но почему-то не написал. Словом, как филолог читаю такие холодные мозговые тексты с интересом и удовольствием, как читатель — безо всякого удовольствия (и не читал бы, не будь филологом). А как литературовед предвижу, что только реализм останется во времени и пространстве, все остальное уложится в учебники и в энциклопедии. Кстати, на Западе эксперименты послевоенного времени отошли, уступив сцену реализму (в широком смысле), — достаточно просмотреть романы, получающие самые престижные мировые награды.
— А к кому из писателей вас влечет?
— Меня всегда влекла динамическая — динамитная — краткая русская проза с глубокими корнями смысла, чувств, героев — протопоп Аввакум, Фонвизин, Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Чехов, «Дворянское гнездо» и «Отцы и дети» Тургенева, «Мелкий бес» Сологуба, Леонид Андреев, Булгаков, Бабель, Ильф и Петров, Зощенко, «Котлован» Платонова, «Защита Лужина» Набокова, Шаламов, «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, Василь Быков, Довлатов. Из мировой классики — книга Экклезиаста (вершина вершин), Эзоп, Аристофан, Боккаччо, Апулей, Эдгар По, Мопассан, Камю, Хемингуэй, Маркес, Буковски, Генри Миллер, Сэлинджер, Макс Фриш, О'Генри, «Превращение» Кафки. Называю только самых главных. А Толстой, Щедрин, Гончаров, Островский — само собой.
— Чем еще, кроме писательства и преподавания, занимаетесь? Что любите делать в свободное время? Хобби?
— Уже будучи в Германии, я задумал докторскую диссертацию, выбрав тему «Образы немцев/иностранцев в русской литературе». Написал ряд статей (частично есть в интернете, полностью будут на моем сайте). Тенденции таковы: русские (а потом и советские — Ильф и Петров, Зощенко) писатели изображали немцев в основном с сатирической стороны. Высмеивали их пунктуальность, педантизм, прижимистость, страсть к классификациям и схемам. Смешно пародировали немецкий акцент, речь здешних («русских») и приезжих немцев («Недоросль» Фонвизина, «Невский проспект» Гоголя, «Крокодил, или пассаж в Пассаже» Достоевского). Наряду с юмористическим взглядом, писатели отмечали такие положительные черты немцев, как работоспособность, терпение, усидчивость, пунктуальность, разумность жизненного устройства, успехи в точных науках, научное логическое рациональное мышление и т. д. В общем, тема важная, нужная и интересная. Пора бы собрать статьи в книгу, да никак руки не доходят.
С конца 80-х годов делаю коллажи, объемные картины, объекты (в Германии было несколько выставок), их можно посмотреть на моем веб-сайте (www.m-gigolaschwili.de), который еще в работе, но уже функционирует. Этот вид деятельности в корне отличается от писания текстов, помогает отвлечься, «сменить ориентацию» с листа бумаги на холст или доску, дать волю зрительному воображению, играть красками и композицией в реальности, а не виртуально.