Природа Коки. Михаил Гиголашвили о нестрашном Иване Грозном, знакомстве с Андреем Бледным, затопленной мигрантами Европе, взгляде на Россию из-за рубежа и литературе

Писатель Михаил Гиголашвили родился в Грузии, живёт в Германии, а пишет на русском и в основном для российской читательской аудитории. В этом году вышел его новый роман «Кока». Это продолжение книги «Чёртово колесо», которая и принесла писателю большую литературную известность.

Если смотреть поверхностно, в «Коке» мы видим те же мотивы – наркотики, их жертвы и судьбы тех, кто с этими наркотиками связан. Но различия всё-таки велики. От действия – в «Чёртовом колесе» перед нами Грузия 1987 года, перестройка, обилие главных персонажей и кавказский колорит, в «Коке» же события разворачиваются в Европе 1993-го и российской тюрьме, куда в итоге попадает главный герой – до сюжетной структуры: в «Коке» один главный персонаж, который проходит некий библейский путь – тяжёлый муторный наркотический рай, человеколюбивое и стерильное европейское чистилище и ад, который в итоге превращает главного героя в самого себя, а «Чёртово колесо» – это калейдоскоп колоритных фигур и обилие грузинской фактуры в перестроечное время.

Михаил Гиголашвили также известен как автор большого романа «Тайный год», посвящённого жизни Ивана Грозного, и романа «Толмач», который состоит из 20-ти допросов людей, бежавших из бывшего Союза на Запад, в Германию.

Об образе Грозного, о русской истории, литературе и отчасти политике мы и поговорили с писателем Михаилом Гиголашвили.

«ВН»: – Михаил Георгиевич, одно время назад я залпом с удовольствием прочитал подряд три ваши книги. Хочу выразить вам огромную благодарность. Но в этой связи первый вопрос: почему не все ваши книги переиздаются и допечатываются? Например, прекрасный «Тайный год» мне удалось приобрести только с рук, «Захват Московии» не найти до сих пор. Это связано с работой издательства? Если нет, то с чем?

– Спасибо за добрые слова. Книги переиздаются, были переизданы «Толмач», «Чёртово колесо», «Тайный год». Осенью обещали переиздать «Чёртово Колесо», дальше – «Захват Московии». Но вот почему они издаются/переиздаются тиражами в 3 тысячи экземпляров, в то время как некоторые беллетристы имеют первый тираж 70 тысяч – вопрос не ко мне.

«ВН»: – Музыкант, лидер группы «25/17» Андрей Бледный поделился своим небольшим мнением о вашей новой книге «Кока», его слова выставлены на обороте книги. И даже, насколько я понимаю, вы перед публикацией отправили ему «Коку» – поправьте меня, если не прав – можете ли рассказать о том, как и когда вы познакомились с Андреем? И можете ли подробно рассказать о том, что вас сблизило? Только ли это понимание общей темы – жизнь на дне, наркотики – или что-то ещё?

– Мы познакомились с Андреем заочно, через нашу общую знакомую, которая справедливо решила, что нам будет это интересно. Но, к сожалению, контакт был недолгим и не личным, я послал ему рукопись романа, он ответил – вот и всё. Другое дело, что я как человек, выросший на хард-роке, считал рэп бессмысленным занятием, но творчество Андрея открыло для меня тот факт, что интересный интенсивный речитатив в сочетании с хорошей музыкой может давать сильный эффект воздействия на слушателя.

«ВН»: – В интервью вы говорили о том, как устали после работы над «Тайным годом». Книга действительно очень насыщенно и богато написана. Но разве пускай даже настолько сложная творческая задача не мотивирует художника, работа над таким произведением не приносит удовольствие?

– В данном случае можно сказать – я устал от удовольствий и наслаждений. «Тайный год» занял 5 лет жизни, из которых 2 я читал и собирал информацию, а 3 – писал. Трудности были по всему фронту работ, особенно в области лексики – я должен был её «старить», следить, чтобы туда не проникали современные слова и обороты.

Но, конечно, главная сложность была в попытках охватить, понять фигуру этого абсолютного владыки, влезть в шкуру царя, попытаться вникнуть в психологию человека XVI века, да ещё такого!..

Ткать историческое эпическое реалистическое полотно сложно из-за того, что надо читать много специальной литературы, понимать, как люди жили тогда, без света-газа-телефона-интернета-тв-радио-машин-самолётов и т.д., что носили, ели, пили, какая была посуда, мебель, часы, куда ходили по нужде, как купались, врачевали, пировали и т.д.

Одежда, еда, предметы обихода, кладбища, книгопечатня, бойня, баня, базар – и дальше до бесконечности. Отдельно надо узнавать, как это было у царей. Все эти пять лет я находился под сильным обаянием незаурядной личности Ивана Грозного, но мне, очевидно, наконец, захотелось на свободу, что я и осуществил. Однако побег мой был наказан – после сдачи «Тайного года» в печать я провалился в пресловутую «чёрную дыру» и попал в психиатрическую клинику с тяжелейшей депрессией, возникшей из-за потери контакта с чем-то, что питало и поддерживало меня все эти пять лет. Я словно осиротел, лишился близкого человека, который долгое время защищал меня от мира.

«ВН»: – Иван Грозный – тиран, собиратель земель русских, губитель?.. Как вы относитесь к Грозному и опричнине, покорению Новгорода? Были ли, по вашему мнению, покорение Новгорода и расправа над новгородцами вынужденной мерой? И считаете ли правильным отсутствие Ивана IV на памятнике «Тысячелетие России»?

То, что Грозного нет на памятнике «Тысячелетие России» – это нонсенс, смешно и глупо.

Кому, как не ему, быть там в главной роли?.. Ведь именно Иван Грозный, покорив Казань и Астрахань, Пермский край, область войска Донского, Башкирию, Ногайскую Орду, заложил основы Российской империи (начал этот процесс Иван Великий, дед Грозного). Грозный перевалил через Урал, послал Строгановых с их войском осваивать Сибирь, взял Кабарду, усмирил черкесов, был вынужден вести 30 лет оборону северо-западных рубежей от сильной Польши, хищной Швеции и хитрой Дании.

Параллельно он прекратил в стране усобицы, реорганизовал армию, приструнил бояр и крымчаков, составил земельные кадастры, ввел Судебник, создал систему церковно-приходских и певческих и иных школ, запретил рабский труд, упорядочил налоги, начал чеканку собственных денег, открыл первую типографию и т.д. и т.п., а в народном фольклоре Иван Грозный изображен всегда мудрым, строгим, но справедливым (а фольклор не врет) – чего еще надо, чтобы царю-человеку ставили памятники?..

Опричнина просуществовала семь лет и была Грозным закрыта, с одной стороны, за то, что вышла из повиновения, начала грабить и разбойствовать сама по себе, с другой – что повела себя трусливо, по-предательски и  и по-мародёрски во время пожара Москвы, учиненного Девлет-Гиреем в 1571 году, сама грабила и убивала богачей, даже тех, кто, набив карманы золотом и драгоценностями, стоял по горло в реке, спасаясь от пламени пожаров.

Главная цель опричнины — подорвать основы независимости крупного боярства и дворянства — не была достигнута. Царь понял, что опричнина, выводя крамолу, вводит анархию, оберегая государя, колеблет самые основы государства, а, будучи направлена против воображаемой крамолы и квази-предательств, сама подготовляла реальную оппозицию, крамолу и бунтарство в людях, видевших результаты зверских опричных налётов и грабежей.  Грозный казнил видных опричников, раздал обратно земли ограбленной земщине и запретил произносить само слово «опричнина».

А история с Новгородом давняя, еще дед Грозного, Иван Великий, ходил усмирять этот ганзейский город, который в 1136 году стал первой вольной республикой на территории сегодняшней России, за что и поплатился разгромом, учиненным великим князем московским Иваном Великим, после чего стал утрачивать политическую самостоятельность.

Во времена Грозного этот процесс опять обострился (возможно, не без участия Польши, Швеции и других стран), Новгород пытался напрямую сотрудничать с Западом, поэтому Грозный отправился его окончательно усмирить, что ему вполне удалось.

Для него, конечно, были опасны те ростки народовластия, которые прорастали в «новгородской республике», которая долгое время входила в союз европейских городов и, как волк в лес, не переставала смотреть в их сторону, чему было немало причин – по Европе шло Возрождение, страны преображались, открытие Америки внесло оживление в торговлю, в Европе появилось вдруг много золота и серебра, открывались банки, расцветали ремёсла, медицина, науки, живопись, поэзия и т.д., а на Руси было темно, тихо, морозно и малопривлекательно: то засуха, то половодье, то пожары, то неурожаи, то холера, то чума, и всё это на фоне нескончаемой Ливонской войны, волнений на границах и т.д..

К тому же в Новгороде правили т.н. Большие Рюриковичи, имевшие больше власти по старшинству, а Иван Грозный был из Малых, что тоже, очевидно, было одной из причин разгрома города, как и новгородские богатства, давно привлекавшие внимание самодержца. Это если вкратце о проблеме.

«ВН»: – По вашему мнению, повинен ли Грозный в убийстве своего сына? Убил ли он Ивана?

– Дело тёмное. По одним сведениям, царевич был убит жезлом во время ссоры, защищая свою жену от разъярённого отца, по другим –умер где-то на богомолье, по третьим – умер после 11-дневной горячки. В останках царевича обнаружено большое количество мышьяка, что говорит о том, что он был отравлен (впрочем, в останках Грозного тоже нашли и мышьяк, и ртуть). Вообще же образ Грозного так мифологизирован, что на всё и обо всём есть несколько версий, из которых я выбирал ту, которая мне казалась логичной и интересной, или придумывал свою, держась в рамках того, что известно наверняка.

«ВН»: – Моё личное субъективное мнение – Грозный в книге нестрашный. Он местами комичный, ломкий, грешный, психопатичный, злой, но от него нет чувства опасности. Сатана в обеих ваших книгах гораздо страшнее, а за героев, рядом с которыми появляется Сатана, всегда страшно. Это только моё читательское впечатление или вы и не вкладывали в своего Грозного вот эту исходящую опасность?

– А я не чувствовал этой опасности, наоборот, рядом с тираном жить эти пять лет было как-то спокойно, он словно охранял меня… Конечно, живи я реально при Грозном, я бы пел иные песни. Грозного москвичи так боялись, что не оставили о нём ни писем, ни записей, ни дневников или хроник, всего того, что могло попасть в руки царя и привести к казни автора (поэтому основные сведения о том времени и царе приходится черпать из записей и дневников иностранцев – послов, врачей, наёмников, купцов, ремесленников, пасторов, торговцев – которые по тем или иным причинам попадали на Русь, а они далеко не беспристрастны в ту или иную сторону).

Моя задача была показать Грозного таким, каким я себе его представлял, поэтому он местами комичный, местами трагичный, как каждый человек, только тут мы имеем дело с человеком, который один отвечал за всю Московскую Русь, то есть с особым человеком, да, тираном, но отнюдь не лишенным человеческих качеств и талантов, таких, как блестящее перо, умение писать музыку, сильное увлечение пением (по 4 часа пел в церквях), страсть к чтению, к книгам, знаниям, оккультизму, гаданиям и т.д.

Но главным побудительным мотивом для написания романа для меня была проза (письма) Грозного, которого академик Лихачев называл первым русским модернистом. Я был очарован его прозой, его виртуозными переходами с высокого стиля на самый низший, его метафорами, сравнениями, вовремя ввёрнутым библейским словцом, умением строить мизансцены. Был опутан всем строем его речи, очень красочной, звучащей по-современному [читал я в русском переложении].

Удивило умелое чередование лести и угроз, похвал и запугиваний, посулов и намёков, елея и площадной ругани (Курбский язвительно упрекал Грозного за его мужицкий язык: «Словно вздорных баб россказни», «Бранишься, как простолюдин»). Весь текст «Тайного года» писался под влиянием его стилистики, что понятно: если он – главный герой, то и передано всё через его сознание и его речь. Притом стиль прозы Грозного отражает, на мой взгляд, черты его характера: такие же перепады настроения, нервность, противоречивость решений, резкость поступков, склонность к юродству, судорожный страх перед Богом, подозрительность, внезапные взрывы агрессии и последующего раскаяния. Словом, в своих посланиях Грозный предстаёт во весь рост не только как владыка молодой империи, но как мудрый человек, имеющий свои воззрения, причуды, суждения, просьбы, посулы, желания, предпочтения и основания. Вот это было для меня главным.

«ВН»: – Есть ли вообще перспективы экранизации ваших книг? Литературный критик Алексей Колобродов как-то сказал про «Коку», что на основе этой книги можно снять русский Trainspotting, знаменитый фильм Дэнни Бойла, который в русском прокате пошёл под названием «На игле». Думаю, слова Колобродова справедливы и по отношению к «Чёртову колесу». Поступали ли вам предложения по экранизации ваших книг?

– К сожалению, никаких предложений никогда не поступало, хоть из всех моих книг можно сделать фильмы, сериалы или спектакли. Причины мне неизвестны. Возможно, пугает объем, как он пугает переводчиков, из-за чего нет ни одного перевода моих текстов. Был бы рад, если бы вы, пресса, нашли людей, которые взялись бы за экранизацию и постановку моих романов.

«ВН»: – В «Чёртовом колесе» и «Коке» я вижу разное отношение героев к перестройке и в целом СССР. Если в «ЧК» герои часто негативно и очень скептически воспринимают перестройку, бывает, даже высказываясь положительно о Союзе, то в «Коке» много героев высказываются, скажем так, в антисоветском, как и антиперестроченом ключе, а, например, речи Лясика вообще на грани русофобии. Согласны ли вы с этим мнением? И намеренно ли вы вложили в уста героев разные акценты, исходя из того, что действия обеих книг происходят в разное время, хоть и с небольшой временной разницей?


– Всё зависит от героя. Таких, как Лясик, бродит множество по Европе, это типичное явление, я за 30 лет в Европе их много встречал. Высказывания героев должны лежать в ареале их характеров и речевых особенностей, поэтому я как автор меняю свои точки зрения в зависимости от сути того героя, которого в данный момент пишу.

Лично мне советская власть ничего плохого не сделала. Конечно, надо учитывать, что рос я в 60-70 годы в Тбилиси, где и когда гнёт Советов был не так ощутим. А то, что Совдепия развалилась, так это логично, эксперимент с плановым хозяйством не удался, а глупая и настырная лицемерная советская демагогическая, лживая, всем навязшая в зубах пропаганда о великих завоеваниях социализма и скорый приход всеобщего счастья коммунизма только усугубила дело. Люди откровенно смеялись над всем этим, над полумертвыми членами Политбюро, над умирающими один за другим генсеками, и этот смех в итоге, вместе с экономической беспомощностью, и развалил империю, к которой было потеряно народное уважение.

«ВН»: – Есть в «Коке» герои, с чьими политическими и жизненными воззрениями вы согласны или хотя бы они вам близки?

– Мне близки все герои, но в данном случае моим основным репродуктором стал сам Кока: ему я передоверяю воспоминания о детстве, какие-то свои мысли о мироздании, обществе, о мире людей и зверей, о тюремной жизни и т.д. Писатель любит своего даже самого отрицательного персонажа – ведь это его детище, каково бы оно ни было! Так родители любят своих ущербных и параличных детей.

«ВН»: – При этом «Тайный год» – чуть ли не полностью патриотический роман. Монарх, который творит зло, делает это ради пользы страны, государства, оправдывает зло этими ценностями. Согласны ли вы с этой позицией и по отношению к вашему «Тайному году»? И как вы относитесь к действиям руководителей государств – царей, монархов, президентов – которые творят зло, но делают это ради сохранения целостности страны, будущего народа и государства?

– Сложный вопрос. Конечно, Грозному приходилось решать вопросы таким образом, что они не всегда совпадали с интересами людей и с догматами веры, но были важны для государства, не всегда были христианскими решениями, но без которых было не обойтись. Грозный был глубоко верующим человеком, так что, думаю, в его душе эта борьба носила острый характер.

И сегодня в России – приоритет государства, в то время как Европа повёрнута к индивиду, иногда даже слишком, о чем говорит вся история с затопившими Европу мигрантами, которые сами говорят, что они будут идти до тех пор, пока их не остановят выстрелы, но никто в Европе до сих пор не взял на себя ответственность эти выстрелы произвести.

И я – на примере этой мигрантской катастрофы 2015 года, когда в Германию через открытые границы заходило в день (!) около 5 тысяч (!!) неопознанных мусульман разного вида и толка–могу констатировать, что беспринципный оголтелый ползучий либерализм иногда опаснее самого откровенного консерватизма.

Тогда вся Германия весь год была в шоке (и до сих пор пребывает – оказалось, что беженцы катастрофически быстро размножаются…), но никто не смел открыто возмущаться или протестовать (немцы вообще очень субординированная нация, если начальник делает или говорит так – значит, так надо). И канцлерша Меркель только хлопала глазами на ток-шоу и на справедливые вопросы, не пора ли закрыть границы, страна не проходной двор, хотя бы ограничьте число беженцев, отвечала: «Как я могу закрыть перед кем-то границы? У них война, а мы должны действовать по конституции!» – как будто в конституции написано, что можно настежь открывать границы и впускать всех, кому придёт в голову перебраться из своих хижин, юрт и шатров в несчастную Европу, и так изнемогающую от негритянского, арабского и прочего гнёта!

Будь я канцлером, я бы решил эти вопросы быстро и радикально, а тут – нет, нельзя, либерализм и буквоедство не позволяют!.. Поэтому скоро будет так, что на немецких улицах белых людей по пальцам посчитать можно будет. Я, кстати, вел дневник нашествия, есть 200 страниц текста, если кого заинтересует – можно списаться).

«ВН»: – Говорят о падении читательского интереса к современной русской прозе и вообще интереса к чтению. Что вы думаете по этому поводу? Нет ли в вас не обиды, а, возможно, сожаления, что новые книги печатаются всё меньшими тиражами и даже новые блестящие тексты не становятся событиями в масштабах всей России? Закономерно ли, по вашему мнению, снижение количества читающих?

– Конечно, телевизор, сериалы и интернет убивают читательский интерес. В Советском Союзе писатель был фигурой сакральной, никаких интеллектуальных развлечений, кроме чтения, не было. Сейчас наступило новое время. Да и кто будет покупать книгу за 10 евро, если скачать её в интернете стоит 2-3 евро?.. Словом, это реальность, а обижаться на реальность глупо.

«ВН»: – Известно ли вам, как читают в Германии? Насколько там велик читательский интерес к новым текстам?

– Нет, не знаю, особо с немцами не общаюсь. Ничего не могу сказать конкретного.

«ВН»: – Читаете ли вы современную русскую литературу? Кого бы вы выделили из современных писателей? Какие отметили бы книги? И чего, на ваш взгляд, сейчас не хватает современной русской прозе?

– На мой взгляд, современной русской прозе не хватает работы с языком, с оригинальной лексикой, молодые спешат высказаться, но у них мало жизненного и лингвистического опыта, поэтому многие тексты современных писателей как две капли похожи друг на друга: вырви пару страниц из одного текста, вложи в другой – никто и не заметит (я свой первый роман «Толмач» написал в 50 лет, когда почувствовал, что есть силы и опыт для большой работы). Интересную прозу без толстой подкладки жизненного, интеллектуального и лингвистического опыта трудно писать.

«ВН»: – Как к происходящему в России относятся рядовые немцы – ну если вы можете знать об их мнении? Следите ли вы за позицией властей Германии и местных СМИ в отношении того, что происходит в России, и как вы к этой позиции относитесь?

– Немцы, как и остальные европейцы, информацию о России черпают из ТВ и прессы, в которых то и дело возникают разные негативные поводы вспомнить Россию (позитивных давно не было), поэтому немцы стали с опаской и отрицательно относиться к тому, что творится сейчас в России, ко всему, что исходит от неё, все эти захваты чужих территорий, войны, сбитый «боинг» и взорванный польский самолёт, провокации, взрывы, диверсии, хакеры, новички, яды, допинг-скандалы, убийства, гонение на инакомыслящих, полтонны кокаина в посольстве, дикое богатство кучки людей, варварское обращение с природой, удушение прессы и т.д.

Аргументы модераторов ТВ примерно такие: русские – странные люди с «загадочной душой», сто лет назад перерезали всё дворянство, аристократию, высший интеллектуальный слой, потом почти полвека славили тирана Сталина, после смерти которого скоро развалились, ибо были беспомощны в экономике и политике, а теперь опять сидят под человеком, который рассорился со всеми соседями, отхватил у них куски территорий и грозит всему цивилизованному миру вторжениями и атомной бомбой, хотя на Россию никто и не думает нападать, и меньше всего немцы, которым опыт Второй мировой войны показал, что дальше Волги и Урала не пройти, а если пройти – то завязнуть, все полягут в морозной тайге и бескрайней тундре.

Кремленологи на ток-шоу объясняют, что за 500 лет структура власти в России не очень-то изменилась, опять правит один автократ, и все социальные институты, включая силовые ведомства, армию и суд, подчинены ему единолично, причём методы диктатуры варварские: яды, заказные убийства, тюрьмы, конфискации, поголовные запреты, удушение прессы и любых политических соперников и т.д. И вряд ли в сегодняшнем глобальном мире такая авторитарная средневеково-феодальная структура власти может быть политически и экономически успешной.

И чем дольше в России это будет продолжаться– тем больней и хуже будет потом всем нам, когда, наконец, колосс на глиняных ногах, но с атомной бомбой в руке, рухнет. Что бедные немцы могут тут думать? Добавлю от себя, что раньше по поводу власти в России на германском ТВ шли жаркие споры и дебаты, а сейчас наступило гробовое молчание: очевидно, западным миром сделаны выводы и начата выработка конкретных планов противодействия и, видимо, Запад никаких сомнений ни на чей счёт уже не испытывает, как и надежд на улучшение ситуации не питает.

«ВН»: – Как вы считаете, плохо или хорошо, когда политика влияет на литературу?

– Плохо. Плохо вообще всё, что «влияет» на процесс написания романного текста, который должен быть квинтэссенцией личных взглядов и воззрений автора, ведь они наиболее интересны в хорошем тексте. Я не говорю о заказных текстах – там может быть всё, что угодно.

«ВН»: – Можете ли рассказать, как родилась такая обложка для «Коки»? Это издание в редакции Елены Шубиной не похоже на другие ваши издания. Почему?

– Родилась очень просто – это моя старая фотография, мы как-то с ребятами в Грузии поехали на озеро, там было снято. Ещё у меня на фотографии в уголке рта торчала то ли сигарета, то ли косяк, но её какой-то очередной Рубопнадзор заретушировал (поэтому на обложке и губы глупо изогнуты). Оригинальное фото прилагаю.


«ВН»: – Вас обижает, расстраивает, когда вы не становитесь победителем той или иной литературной премии? Следили ли за «Нацбестом-2021»? Читали книги тех, кто был номинирован на премию? Читали книгу-победителя?

– Меня уже ничего не обижает, не удивляет и не расстраивает, мне достаточно того, что все мои романы попадают в шорт-листы всех премий. Никого из «Нацбеста» не читал. Насчет книги-победителя высказываться не буду, но приведу один любопытный диалог на эту тему из «Фейсбука» между одной бойкой молодой критикессой с весёлой фамилией и её оппонентом.

Оппонент пишет, что прочёл по её наводке книгу-победительницу «Нацбеста-21» и не нашёл в ней ничего: ни языка, ни сюжета, ни героев. На это критикесса его поучает: «Это же новая массовая проза, язык как таковой в ней роли не играет!» «Что это за проза, если в ней язык не играет роли?» – удивляется старорежимный оппонент, на что критикесса разъясняет на голубом глазу:«Эта новая формульная массовая литература использует тот язык, который есть. Без экспериментов, поэтому новаторство языка в ней роли не играет. А что живых героев нет и приёмы очевидны – так в этом и суть новой массовой формульной литературы. А если вам не нравится – читайте Тургенева!»…

Вот так. Очевидно, следует ожидать волны таких текстов из смеси хоррора, фэнтези, ужастиков, компьютерных игр, всяких тиктоков, мультиков и прочей современной белиберды, где формульные герои будут изъясняться готовыми формулировками или просто разными смайликами, а язык пуст, гол и примитивен.

И вот эта массовая «литература» в стране Пушкина и Толстого предлагается для оболванивания молодёжи, которая и так уже мыслит (и пишет) в категориях и параметрах «Фейсбука», «Твиттера» и «Инстаграма»!.. Я же лично останусь с Тургеневым, Буниным, протопопом Аввакумом и Иваном Грозным, в чьей прозе виртуозно и искусно смешаны разные речевые стили, с помощью которых автор манипулирует сознанием и чувствами своих корреспондентов и читателей.

«ВН»: – В России, особенно на уровне госпропаганды, часто говорят о Европе как о загнивающей ментально и культурно территории. Об излишней толерантности по отношению к нацменьшинствам, сексуальным меньшинствам. Согласны ли вы с этим? Замечаете ли вы это?

– Мне эти меньшинства безразличны, я за 30 лет в Европе привык смотреть на людей как они есть, а не кем они являются или к каким меньшинства приписаны, хотя и у меня есть свои чувства и предпочтения, которые я научился прятать, хотя в целом вся эта толерантность (по сути соглашательство и беспринципность) и политкорректность (по сути горы лжи и замалчиваний) мне лично действуют на нервы. Однако я понимаю, что лучше так, чем террор и тюрьмы для этих несчастных людей. А вот кто загнивает ментально, социально, экономически и культурно – будет видно через время.

«ВН»: – От некоторых наших литераторов и художников я слышал, что в современности нет ничего, что хотелось бы описать, не происходит ничего достойного пера художника или писателя, нет героев. Согласны ли вы с этим?

– Это странное высказывание, потому что у писателя под рукой всегда есть один главный герой – это он сам. В процессе письма он расщепляется, вкладывая частички души в разных героев. Недостойных перу вещей в мире вообще нет, вопрос в том, как это поворачивать. Как говорится, можно написать рассказ о чернильнице.

В руках писателя – вся история человечества и весь его внутренний мир – что может быть достойнее пера? Тем же, у кого за душой ничего, кроме петушиного бахвальства, нет, писать трудно, особенно если он исчерпал себя в своей первой книжке, за душой ничего нети неизвестно, что делать и куда идти.

«ВН»: – Работаете ли над новым романом? Или есть тема, над которой думаете сейчас?

– Вы, наверно, полагаете, что писатель только и делает, что сидит и думает о романах. Нет, это не так. В основе романа должно лечь что-то, что взволновало, заинтересовало, заинтриговало, понравилось, навело на какие-то мысли и образы (например, в случае с «Толмачом» это были допросы беженцев). Пока ничего такого нет, я не спеша готовлю к изданию книгу рассказов и повестей, отдыхаю от «Коки» и пытаюсь изгнать его из головы, чтобы расчистить поле для нового романа.

 

Вопросы задавал Иван Андреев

Источник